Люди умирали от голода. Просто падали. На ходу. У меня паёк был. Чуть- чуть лучше, чем у других. Но тоже ноги таскала еле – еле. Верочке всё отдавала. Она очень жизнерадостной была. Даже тогда помогала другим.Ходила по квартирам с такими же пионерками, как и сама и, деток собирала и относила в приют. Обходили каждый подъезд, каждую квартиру. Часто было так, что мать умрёт от голода, а, руками прижимает к себе ещё живого грудничка. Чтобы согреть. Закутав того в одеяло. Ребёнок уж и кричать не может. Поэтому девочки и проверяли жильцов. Живы ли? Бывало, что придут, а только закоченевшие трупы в квартире.

Списки жильцов вывешивались на дверях. Иной раз просто перечеркнутые крест на крест. Значит, вымерла вся квартира.
Электричества не было. Топили дровами. За водой на Неву ходили. Варили голенище сапог и ели. Подмётки от сандалий кожаных тоже варили. Страшно было. Жутко смотреть на почерневших от голода и горя людей. Это жестоко – умирающий от голода человек.

Я боялась за Верочку. Просила, чтобы одна в темноте не ходила без подружек. Но она была слишком ответственной. Слишком доброе сердце было у ребёнка. Уже совсем еле передвигалась, а всё одно - находила осиротевших малышей и в приют отводила.

Однажды, прихожу домой. Пусто в квартире. Соседей уже никого не было в живых. Дочь не отзывается. И к вечеру домой не пришла. И на вторые сутки – нет. И на третьи – ребёнок не появился.
До снятия блокады оставалось совсем чуть – чуть. Самая малость.
Ночью пришли ребята из розыска. Накануне, обратилась к ним с мольбами о помощи. Да и знали друг друга ещё с довоенной поры. Не отказали. Всё, что было в их силах – сделали, не смотря на свою занятость. Бандитов тогда хватало.

Просто протянули мне узелок. В платочек ( шалочку эту носила Верочка, такую серенькую, из козьего пуха) были завёрнуты косточки. Ребята сказали, что её съели. Сварили и съели. Останки опознали по одежде.